Однажды в воскресный день один бедный фермер уходил из дома и у ворот повстречал своего друга детства, пришедшего навестить его.
Фермер сказал: "Добро пожаловать! Но где же ты был все эти годы? Входи! Послушай, я обещал навестить некоторых своих друзей и отложить эти встречи трудно, поэтому, пожалуйста, отдохни в моем доме. Я вернусь где-нибудь через час. Я скоро вернусь и тогда мы с тобой вдоволь поболтаем".
Друг сказал: "О нет, не лучше ли и мне пойти с тобой? Но моя одежда очень грязна. Если ты мне дашь что-нибудь свежее, я переоденусь и пойду с тобой". ' .
Незадолго до этого король подарил фермеру дорогую одежду, и фермер хранил ее до особого торжественного случая. И сейчас ферме с радостью принес эту одежду. Его друг надел великолепное платье, тюрбан, дхоти и прекрасные туфли. Он стал похож на самого короля. Взглянув на друга, он почувствовал зависть: по сравнению с ним о выглядел как слуга. Он стал размышлять, не совершил ли он ошибку, дав ему свой лучший наряд, и почувствовал себя подчиненным "Теперь все будут смотреть на него, - думал он, - а я буду похож на на сопровождающего, на его слугу".
Он пытался успокоить свой разум, думая о себе как о хорошем, друге и божьем человеке. Он решил думать только о Боге и о благородных вещах. <>"В конце концов, что такого важного в этом чудесном платье и дорогом тюрбане?" Но чем больше он старался урезонить себя, тем больше мысль о платье и тюрбане вторгалась в его разум.
По дороге, хотя они и шли, болтая, вместе, прохожие смотрели" только на его друга, никто не замечал фермера. Он почувствовал подавленность. Он болтал с другом, а сам только и думал о платье и тюрбане.
Они пришли в дом, куда направлялись, и он представил своего друга: "Это мой друг, друг детства. Очень милый человек". И неожиданно для себя пробормотал: <>"А одежда? Одежда моя".
Друг покраснел. Хозяева тоже были удивлены. Он понял, что замечание было неуместным, но было уже поздно. Он сожалел о своем промахе и внутренне упрекал себя. Придя домой, он извинился перед другом.
Друг сказал: "Меня словно громом поразило. Как ты мог такое сказать?"
Фермер сказал: "Прости. Сорвалось с языка. Я виноват".
Но язык никогда не врет. Слова срываются с языка только если они на уме; язык никогда не ошибается. Он сказал: "Прости меня. Как я мог сказать такое, сам не знаю". Но он прекрасно знал, что мысль появилась из его разума.
Они пошли к другому другу. Теперь он наказал себе не говорить, что это его одежда, он заставил себя забыть про нее. К тому времени, как они подошли к воротам, он принял молчаливое решение, что он ни за что не скажет, что эта одежда его.
Бедняга не знал, что чем больше его решимость ничего не говорить, тем более укоренившимся становится сознание, что эта одежда его. К тому же, когда принимаются такие решения? Например, когда человек принимает твердые решения, такие как обет безбрачия, это означает, что его сексуальность будет отчаянно рваться наружу. Если человек решается не есть, или поститься с сегодняшнего дня, это подразумевает его глубокое желание есть больше. Такие попытки неизбежно приводят к внутреннему конфликту. Мы таковы, каковы наши слабости. Но мы решили обуздать их, мы решили с ними бороться, и естественно, это становится источником подсознательного конфликта.
Итак, вовлеченный во внутреннюю борьбу, наш фермер вошел в дом. Он начал очень осторожно: <>"Это мой друг", - но увидел, что никто не обращает на него внимания, что все смотрят на его друга и на его одежду с благоговением, и это сразило его: "Это мое платье. И мой тюрбан". Но он опять напомнил себе не говорить об одежде. Он был решителен. "У каждого есть какая-нибудь одежда, богатая или бедная, это тривиально", - объяснял он себе. Но одежда маячила перед ним, как маятник: туда-сюда, туда-сюда.
Он возобновил представление друга: "Он мой друг. Друг детства. Очень приятный джентльмен. А одежда? Одежда его, а не моя!"
Все были удивлены. Они никогда не слышали подобного представления: <>"Одежда его, а не моя".
Когда они ушли, он опять стал сильно извиняться: "Какая нелепость!" - признал он. Теперь он был смущен тем, что же надо делать и Я вспоминаю одну легенду.
Однажды в воскресный день один бедный фермер уходил из дома и у ворот повстречал своего друга детства, пришедшего навестить его.
Фермер сказал: "Добро пожаловать! Но где же ты был все эти годы? Входи! Послушай, я обещал навестить некоторых своих друзей и отложить эти встречи трудно, поэтому, пожалуйста, отдохни в моем доме. Я вернусь где-нибудь через час. Я скоро вернусь и тогда мы с тобой вдоволь поболтаем".
Друг сказал: "О нет, не лучше ли и мне пойти с тобой? Но моя одежда очень грязна. Если ты мне дашь что-нибудь свежее, я переоденусь и пойду с тобой". ' .
Незадолго до этого король подарил фермеру дорогую одежду, и фермер хранил ее до особого торжественного случая. И сейчас ферме с радостью принес эту одежду. Его друг надел великолепное платье тюрбан, дхоти и прекрасные туфли. Он стал похож на самого короля. Взглянув на друга, он почувствовал зависть: по сравнению с ним о выглядел как слуга. Он стал размышлять, не совершил ли он ошибку, дав ему свой лучший наряд, и почувствовал себя подчиненным "Теперь все будут смотреть на него, - думал он, - а я буду похож на е~ сопровождающего, на его слугу".
Он пытался успокоить свой разум, думая о себе как о хорошем, друге и божьем человеке. Он решил думать только о Боге и о благородных вещах. "В конце концов, что такого важного в этом чудесном платье и дорогом тюрбане?" Но чем больше он старался урезонить себя, тем больше мысль о платье и тюрбане вторгалась в его разум.
По дороге, хотя они и шли, болтая, вместе, прохожие смотрели" только на его друга, никто не замечал фермера. Он почувствовал подавленность. Он болтал с другом, а сам только и думал о платье и тюрбане.
Они пришли в дом, куда направлялись, и он представил своего друга: "Это мой друг, друг детства. Очень милый человек". И неожиданно для себя пробормотал: "А одежда? Одежда моя".
Друг покраснел. Хозяева тоже были удивлены. Он понял, что замечание было неуместным, но было уже поздно. Он сожалел о своем промахе и внутренне упрекал себя. Придя домой, он извинился перед другом.
Друг сказал: "Меня словно громом поразило. Как ты мог такое сказать?"
Фермер сказал: "Прости. Сорвалось с языка. Я виноват".
Но язык никогда не врет. Слова срываются с языка только если они на уме; язык никогда не ошибается. Он сказал: "Прости меня. Как я мог сказать такое, сам не знаю". Но он прекрасно знал, что мысль появилась из его разума.
Они пошли к другому другу. Теперь он наказал себе не говорить, что это его одежда, он заставил себя забыть про нее. К тому времени, как они подошли к воротам, он принял молчаливое решение, что он ни за что не скажет, что эта одежда его.
Бедняга не знал, что чем больше его решимость ничего не говорить, тем более укоренившимся становится сознание, что эта одежда его. К тому же, когда принимаются такие решения? Например, когда человек принимает твердые решения, такие как обет безбрачия, это означает, что его сексуальность будет отчаянно рваться наружу. Если человек решается не есть, или поститься с сегодняшнего дня, это подразумевает его глубокое желание есть больше. Такие попытки неизбежно приводят к внутреннему конфликту. Мы таковы, каковы наши слабости. Но мы решили обуздать их, мы решили с ними бороться, и естественно, это становится источником подсознательного конфликта.
Итак, вовлеченный во внутреннюю борьбу, наш фермер вошел в дом. Он начал очень осторожно: "Это мой друг", - но увидел, что никто не обращает на него внимания, что все смотрят на его друга и на его одежду с благоговением, и это сразило его: "Это мое платье. И мой тюрбан". Но он опять напомнил себе не говорить об одежде. Он был решителен. "У каждого есть какая-нибудь одежда, богатая или бедная, это тривиально", - объяснял он себе. Но одежда маячила перед ним, как маятник: туда-сюда, туда-сюда.
Он возобновил представление друга: "Он мой друг. Друг детства. Очень приятный джентльмен. А одежда? Одежда его, а не моя!"
Все были удивлены. Они никогда не слышали подобного представления: "Одежда его, а не моя".
Когда они ушли, он опять стал сильно извиняться: "Какая нелепость!" - признал он. Теперь он был смущен тем, что же надо делать и делать и чего не надо делать. "Раньше одежда никогда не занимала меня настолько! Боже, что со мной случилось?"
Что же случилось с ним? Бедняга не знал, что применял к себе такой механизм действия, что даже Бог, если бы использовал его, стал одержимым мыслями об одежде.
Друг его сильно возмутился и сказал, что больше никуда с ним не пойдет. Фермер схватил его за руку и сказал: "Пожалуйста, не надо. Я буду несчастен оставшиеся дни своей жизни за то, что так дурно по- ступил со своим другом. Клянусь, что больше не упомяну об одежде. Сердцем своим, Богом клянусь, что больше не напомню об одежде".
Но не следует верить тем, кто клянется, потому что есть что-то глубоко вовлеченное, когда кто-то на что-то решился. Решение принято поверхностью, а то, против чего принято это решение, остается внутри лабиринтов подсознания. Если сознание разделить на 0 частей, то получится, что только одна его часть, поверхностная часть, принял решение, оставшиеся девять - против него. Одной частью разума принят обет безбрачия, например, в то время как остальная часть разума сходит с ума от секса, в то время как оставшаяся часть кричит о том Я самом, что в человека вложил Бог. Но на миг пусть будет то, что должно быть.
Они подошли к дому третьего друга. Фермер строго себя сдерживал. Люди, которые сдерживают себя, очень опасны, потому что внутри них находится действующий вулкан. Внешне они спокойны и сдержанны, и их побуждение выплеснуться крепко держится в упряжке. Запомните, пожалуйста, что все, что насильственно, не может ни быть длительным, ни полным, так как сюда вовлечено постоянное напряжение. Вам иногда надо расслабиться, отдохнуть. Сколько времени вы можете сжимать кулак? 24 часа? Чем сильнее вы сжимаете, тем больше он устает и тем быстрее раскроется. Потрудитесь еще упорней, добавь- те еще энергии, и вы устанете еще быстрее. На всякое действие есть противодействие, и это просто напоминание. Ваша рука может постоянно быть открытой, но она не может все время быть зажатой в кулак,! Все, что утомляет, не может все время быть естественной стороной жизни. Когда бы вы ни делали усилий, отдых все равно наступит. Чем более всеведущий святой, тем он опаснее. После 24 часов ограничений, следуя священному писанию, он должен расслабляться по крайней мере на час, и в этот период произойдет такой подъем подавленных грехов, что он окажется в самом центре ада.
Итак, фермер сильно сдерживался от того, чтобы не говорить об одежде. Представьте его состояние. Если вы хоть немного религиозный вы поймете состояние его ума. Если вы давали когда-нибудь клятву или брали обет, или сдерживали себя по каким-то религиозным соображениям, вы очень хорошо поймете, в каком плачевном состояние* находился его рассудок.
Они подошли к следующему дому. Изнуренный фермер весь покрылся испариной. Друг его тоже нервничал.
Беспокойство совершенно заморозило фермера. Он медленно и четко выговаривал слова приветствия: "Познакомьтесь. Это мой друг, да. Старинный друг, да. Очень хороший человек, да".
Он запнулся на миг. Сильный толчок вырвался наружу. Он знал, ему пришел конец. Он громко выпалил: "А одежда? Простите, о ней я ничего не скажу, потому что я поклялся ничего не говорить о ней".
|
